«В конце Второй мировой войны начался процесс выяснения „послеверсальского феномена“, позволившего Германии, капитулировавшей 11 ноября 1918 года, которая фактически была лишена вооруженных сил, буквально через 10 с небольшим лет предстать перед миром до предела милитаризированной державой».
По Версальскому мирному договору 1919 года германская сухопутная армия не должна была превышать 100 тыс. человек, запрещалось ей вооружение тяжелой артиллерией, сверх установленного калибра и танками, а также постройка и приобретение подводных судов. Кроме того, военные силы Германии не должны были включать военной или морской авиации. Ряд фактов о тесном сотрудничестве в военной области между Германией и СССР был вскрыт на Нюрнбергском процессе. Однако в пропагандистский арсенал Запада они вошли несколько позднее, уже в разгар холодной войны. Итак, что же происходило на самом деле?
В договоре и принятых на его основе последующих соглашениях имелись конкретные пункты о развитии военно-технических связей. Они были весьма односторонними. В обмен на передачу новейших для того времени военных технологий и образцов вооружений советская сторона предоставляла свою территорию для опытных производств и полигонов. Таким образом, на территории СССР были созданы три крупнейших центра военно-технического сотрудничества: авиационный – в Липецке, танковый – в Казани и, пожалуй, самый секретный – «Томка» близ Самары, разрабатывающий технические и тактические основы ведения химической войны.
Осенью 1926 года между представителями ВИКО в Москве полковником авиации рейхсвера Лит-Томсеном и с советской стороны Берзиным был подписан договор об организации танковой школы в Казани (ВИКО «Виршафтсконтор» – организация, осуществлявшая общее руководство созданием военно-технических центров). В документах советская сторона именуется как «КА» (Красная Армия), подписавший договор Берзин руководил разведуправлением РККА. Школе передавались помещения бывших Каргопольских казарм, примыкавших к озеру Кабан. Напротив, на небольшой возвышенности располагался пустырь, пригодный для проведения ходовых испытаний техники и тактических занятий. Для более крупномасштабных операций и учений предполагалось использовать находящийся в 7 км к юго-востоку от казарм полигон. Строительство танковой школы поручалось специально для того созданной секретной организации «Кама». Судя по документам, не доводившимся до сведения немцев, общим обеспечением секретности и безопасности школы, строительной организации «Кама» и прочих элементов комплекса должно было заниматься разведывательное управление РККА, а обеспечением секретности строительства и функционирования школы, включая подбор обслуживающего персонала и некоторых технических работников, – местный отдел ОГПУ. Приказ был подписан Генрихом Ягодой, сроки создания и открытия школы были весьма сжатыми.
Намечалось, что первые курсанты из числа немецких и советских офицеров-танкистов начнут занятия в июле 1927 года. Договор был заключен на три года, но не исключалась его пролонгация. По штатному расписанию предполагалось иметь с немецкой стороны 42 человека, с советской (в основном технический и обслуживающий персонал) – 30 человек. Количество курсантов с обеих сторон определялось примерно в 20 человек. На первых порах они должны были овладеть навыками командира танкового взвода. В дальнейшем предстояло готовить командиров рот, батальонов и более крупных соединений, к лету 1927 года немецкая сторона успешно выполнила взятые на себя обязательства: были построены учебные классы, мастерская, подготовлено учебное поле (расходы составили более двух миллионов марок). Начали поступать и первые образцы техники, правда, устаревшие.
ГРОМКОЕ ДЕЛО В «ТИХОМ ОМУТЕ»
Не обошлось в этом «тихом деле», как водится, без громкого скандала. Правда, был он отнюдь не политического свойства, да и немцы имели к нему лишь косвенное отношение. В мае 1927 года начальник ТатОГПУ Кадушин зачастил к проживавшим в гостинице «Казань» немецким служащим организации «Кама», причем нередко являлся туда в нетрезвом виде и с дамами, известными, мягко говоря, своим легким поведением. Один из его подчиненных, начальник команды по охране «Камы», приревновав свою подругу, обвинил Кадушина в домогательствах и обратился к секретарю обкома Хатаевичу (Хатаевич Мендель Маркович (1893–1939) – первый секретарь Татарского обкома партии с декабря 1925 по декабрь 1928 года – прим. ред.) с жалобой. Случай был чересчур уж одиозный, к тому же жалобщик пообещал в случае отказа принять меры – просто пристрелить «обидчика». Хотя до этого Кадушин вполне устраивал обком и его секретаря, поставляя компромат на местных работников, особенно коммунистов-татар и татарскую интеллигенцию, о чем открыто говорили на партийных конференциях, на сей раз грянул гром.
Хатаевич позвонил Ягоде и попросил убрать Кадушина. Выяснилось, что последний ко всему прочему «прибавил» себе партийный стаж, а это было намного серьезнее, чем тесное общение с жрицами свободной любви. Решение было суровым: снять с работы и запретить занимать руководящие должности в ОГПУ в течение двух лет
Впрочем, совсем пропасть Кадушину не дали, и он был направлен на один из «островов» архипелага ГУЛАГ – начальником, разумеется. Дела по «Каме» принял новый начальник ТатОГПУ, Кандыбин, с которым будет связано немало драматических событий в жизни республики. Он же, кстати, успев вовремя «сбежать» из органов в судебное ведомство, поставит в 1941 году свою подпись в качестве члена военной коллегии Верховного суда СССР под неправедным приговором, обрекшим на смерть генерала армии Павлова и почти все командование Белорусского военного округа. Сталин на них попытался свалить вину за трагические поражения первых недель войны. По иронии судьбы Кандыбин хорошо знал по работе в Казани личный состав танковых курсов, в том числе и будущего генерал-полковника Хайнца Вильгельма Гудериана, сыгравшего не последнюю роль в первоначальных успехах немецкой армии в 1941 году. Пребывание в Казани пошло ему, очевидно, впрок.
В 1928 году «Кама» вышла на проектную мощность, строительные работы были завершены, а сама организация с 1 августа того же года получила новое название – «Технические курсы Осоавиахима». Возглавил курсы генерал рейхсвера Лютц.
Ему тоже пошло на пользу пребывание в Казани. Через три года Лютц станет начальником всех мотомеханизированных войск Германии. Это косвенное, но убедительное свидетельство того, что подготовка офицерских кадров, немецких по крайней мере, велась в Казани на должном уровне.
ТЕХНИЧЕСКАЯ ОСНАЩЕННОСТЬ «СЕЛЬХОЗКУРСОВ»
Однако тщательно маскируемое и скрываемое нередко обнаруживало себя. В 1937 году один из арестованных ответственных работников, замаливая и другие грехи, каялся в том, что, узнав от Разумова (Михаил Осипович Разумов (1894–1937) – первый секретарь Татарского обкома ВКП(б) с 1928 по 1933 год; репрессирован, реабилитирован посмертно – прим. ред.) о том, что под видом сельскохозяйственных курсов у Кабана размещена танковая школа, готовящая немецких офицеров, рассказал об этом другому ответработнику и долго скрывал разглашение тайны от «органов». Впрочем, на это покаяние в данном случае не обратили внимания. Обвинения, предъявленные ему, были гораздо серьезнее – «намерение организовать покушение на тов. Сталина и создание террористических групп». Так что расстрел был обеспечен без каких-либо дополнительных отягощающих обстоятельств.
К весне 1929 года техническая оснащенность «сельхозкурсов» достигла запланированного уровня: они имели 7 танков, из них 4 в полной боевой готовности, 6 легковых и 4 грузовые автомашины, 5 мотоциклов, радиотехнику, несколько пушек, десятки пулеметов, лучшие в мире оптические приборы (бинокли, перископы, дальномеры) фирмы «Цебо», стрелковое оружие, боеприпасы к нему… и 8 тракторов «Рейнметалл» и «Крупп» с набором плугов (образ сельскохозяйственных курсов). Все это потребовало привлечения значительных финансовых средств. В секретной справке для политбюро ЦК ВКП(б) начальник разведуправления РККА Берзин, курировавший казанские курсы, сообщал, что «арендаторы» – так начиная с 1929 года именовалась немецкая сторона – израсходовали только на оборудование, не включая стоимость техники, от 1,5 до 2 млн марок.
С 15 ноября прошли обучение и успешно сдали практические зачеты по вождению танков, в том числе в ночное время и с преодолением саперных сооружений и водных преград, первые офицеры-курсанты – по 10 человек с каждой стороны. Впоследствии это соотношение изменилось в пользу служащих рейхсвера.
При укомплектовании курсов боевой техникой возникали определенные дипломатические сложности, разрешаемые только на самом высшем уровне. Так, в марте 1929 года Клим Ворошилов, обращаясь к Сталину, писал, что с открытием навигации немцы через Ленинградский морской порт направляют для казанской школы 10 новейших танков, но просят дипломатическое прикрытие в виде фиктивной сделки о покупке бронемашин у фирмы «Рейнметалл». Далее нарком, очевидно, воспроизводит точную аргументацию немецкой правительственной стороны: «По Версальскому договору Германия не имеет права строить танки, ввиду чего актом формальной покупки танков нами (акт о покупке по прибытии танков будет уничтожен) немцы хотят обеспечить себя на тот случай, если об этом узнает внешний мир. В этом случае формально не будет замешано германское правительство, а ответственность за производство и продажу танков падет на промышленность». Излагая детали этого военно-политического мошенничества и поддерживая его, Ворошилов заверял, что планируемая акция не нанесет СССР «политического ущерба». «Скорое прибытие» танков, простодушно заканчивал он письмо, «для РККА крайне желательно».
Надо полагать, у Сталина были свои соображения о «большой внешней политике», недоступные пониманию прямолинейного и простоватого наркома, главным достоинством которого, как отмечалось в одной из характеристик 20-х годов, было то, что он, в отличие от Фрунзе, «физически здоров». Во всяком случае, резолюция Сталина «О танках. Мы не можем пойти на фиктивную сделку 26.03.29» исключала такой, отдающий чересчур уж низкопробной аферой, вариант. Не забудем, что 1929 год являлся годом кризисным, у СССР и без того были весьма крупные внешнеполитические сложности, умножать их, очевидно, Сталин не желал. Скорее всего, отыскался какой-то иной выход, не «подставлявший» СССР. Может быть, к сделке подключили неприметного посредника или третью страну. В то время «рука Москвы» была очень длинной. Но, как бы то ни было, танки в Казань прибыли.
В течение трех лет через казанскую школу прошли 65 человек из числа начсостава советских танковых и мотомеханизированных частей: строевые командиры, преподаватели бронетанковых вузов, инженеры-танкисты, инженеры-радисты, инженеры-артиллеристы и специалисты по оптике. Соответствующую подготовку за этот же период получили около 100 офицеров из кадров рейхсвера.